Петербургский сыск. 1870 – 1874 - Игорь Москвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не спеши, – хозяин кабинета присел в кресло, – я слушаю.
– Так, – вскочивший кивнул в сторону маленького озера.
– Пустое, – прикрыл глаза начальник сыска, – садись и докладывай.
– Иван Дмитрич, – виновато произнёс помощник, косясь на пол, – все участки я проверил и установил, что в столице проживают четверо Хлестаковых, подходящих для дальнейших проверок.
– Вижу по твоим красным глазам, не просто дался этот результат.
В ответ только кивнул.
– Оставь мне свои записи и иди отдохни, устал от поисков. Наверное в глазах мухи летают стаями. Оставь, я посмотрю.
Когда помощник ушел, Иван Дмитриевич пододвинул к себе книжицу и углубился в изучение строк, написанным мелким аккуратным почерком, буковка к буковке.
1. Дмитрий Львович, тридцати девяти лет, дворянин, уроженец Санкт Петербурга, ротмистр, два аршина семь вершков роста. Последние пять лет проживает в столице на Коломенской улице в меблированных комнатах господина Семенова.
2. Сергей Иванович, тридцати семи лет, дворянин, уроженец Санкт—Петербурга, поручик, два аршина шесть с половиной вершков. Вышел в отставку семь лет назад в результате темной истории
3. Трофим Никифорович, тридцати пяти лет, купец Дновского уезда, два аршина девять вершков, бывает в столице временами по торговым делам, проживает на время приезда в гостинице «Варшавской», что у вокзала.
4. Александр Павлович, тридцати лет, уроженец Одесской губернии, два аршина семь вершков. В городе десять лет, живет с доходов, получаемых с имения.
Путилин задумался, глядя на страницу. Потом достал составленную ранее таблицу ограблений по близлежащим уездам, вызвал дежурного офицера.
– Мне необходимы сведения, когда Трофим Никифорович Хлестаков, – протянул чиновнику бумагу, на которой были написаны известные сведения о купце, —останавливающийся в гостинице «Варшавская», приезжал в наш город и останавливался ли он в других?
– Есть, – взял под козырек офицер. Через несколько минут агенты разъехались выполнять указание начальника.
Перед столом Путилина стоял, вытянувшийся во фрунт, агент сыскной полиции,
– Ваше Благородие, – докладывал прибывший, – купец Трофим Никифорович Хлестаков, проживающий в уездном городе Дно, два раза в месяц бывает в столице по торговым делам. Вот, – он протянул бумагу Путилину, – прописаны дни его пребывания
Второй агент сообщил, что купец в других гостиницах не останавливался, меблированных комнат не снимал.
Изучение бумаг показало, Иван Дмитриевич сопоставил даты ограблений дач мирных обывателей и приезда в Санкт– Петербург купца, что он не подходит на роль главаря, да и рост слишком уж великоват.
Этой ночью Иван Дмитриевич заснул крепким сном, давно так спокойно не было на душе. Зато утро было прервано громовым голосом, раздавшимся за закрытой дверью кабинета.
– Я так не оставлю, – звучал бас, – что за интерес? Что такое? Сплошное безобразие!
Путилин не успел подняться с кресла, как дверь от резкого удара распахнулась и на пороге возникла мощная фигура с тростью в руке. Окладистая борода была взъерошена, глаза метали рассерженные взгляды.
– Вы господин Путилин? – вошедший тяжело опустился на стул, который пронзительно заскрипел под крепко сбитым телом купца, – тогда Вы мне и нужны.
– Доброе утро, Трофим Никифорович!
Хлестаков открыл было рот, но не произнёся ни слова, насупился.
– Вас возмущает повышенный интерес к вашей особе?
– Это безобразие!
– Согласен, Трофим Никифорович, полностью согласен с Вашей обеспокоенностью, но она вызвана чрезвычайными обстоятельствами, – Иван Дмитриевич поднял вверх палец.
– Но…
– Трофим Никифорович, – спокойно продолжал Путилин, – Вы случайно попали в круг наших интересов. Наверное, Вы не будете против помочь нам.
– Помочь – другое дело, но…
– Не сердитесь, если доставили Вам неудобство.
– Неудобство – мягко сказано, – успокоившимся голосом произнёс купец, – а моя репутация. Ваш агент приходит в гостиницу, в которой я останавливаюсь почти шесть лет, и расспрашивает обо мне, проверяет гостевые книги. Поневоле занервничаешь. Я честно веду дела, ни один человек не может сказать, что Трофим Хлестаков бесчестный человек, а здесь разговоры, шушуканья за спиной. Да, я не ангел и могу позволить себе лишнего, но на свои кровные.
– Нет ни малейшего повода для беспокойства, – Путилин смущенно улыбался, он знал, что такие громогласные богатыри на проверку оказывались добродушными и быстро отходчивыми.
– Ну да.
– Одна личность, которую мы разыскиваем, бросила тень на Ваше имя, поэтому я обещаю: больше Вас не потревожим.
– На мое имя? – удивленно вздернул бровями купец.
– Не волнуйтесь, все разъяснилось самым для Вас благополучным образом.
– А как же разговоры в гостинице? Они мне досаждают.
– Трофим Никифорович, я самолично приеду к управляющему, чтобы разъяснить создавшуюся ситуацию.
– Хорошо, – поднялся во весь рост купец, – и хотелось бы более не встречаться по таким поводам.
– Где мой помощник? – Путилин вызвал дежурного чиновника.
– В семь часов он отправился проверять сведения по уроженцу одесской губернии, как он сказал, появились интересные факты.
– Как только появится, пришлите ко мне.
Иван Дмитриевич листал документы, выискивая новые крупицы. Вот оно, как же раньше не заметил, и Александр Павлович Хлестаков, и Георгий Попов из одного и того же уезда Одесской губернии. Случайность? Совпадение? Или искомый факт?
Додумать не дал помощник, как всегда ввалившийся без стука, но с сияющей физиономией, словно получил нежданное наследство.
– Иван Дмитрич, – начал даже не поздоровавшийся помощник, – наш одессит не так прост.
– Выкладывай, не тяни.
– Александр Павлович снимает целый этаж в доме Амебелек на Михайловской площади. Самое главное, что он содержит подпольный игорный дом и вхож к нему не каждый желающий, а только избранные, в числе которых были, Иван Дмитриевич…
– Наши ограбленные дачники, – дополнил Путилин.
– Да, Иван Дмитрич, складывается, что наш душегуб не только промышлял разбоями, но и подпольной игрой, выискивая таким образом кандидатов на очередное ограбление.
– Думаю надо известить прокурора окружного суда о подпольной игре, но то, что он наш разыскиваемый, не согласуется. Попов и Хлестаков из одного уезда, я не удивлюсь, если вскроется, что они даже соседи. Но почему он пользовался накладными париками, усами и бородами?
– Не хотел, чтобы его узнали ограбленные.
– Верно. Но почему скрывался от сообщников?
– Мы их выследили, а он в стороне.
– Тоже верно, но его мог знать Попов, проболтаться остальным, а найти в Петербурге Хлестакова не составили бы труда. Значит наш одессит не главарь, а просто жулик, который нашел способ для обогащения.
– Иван Дмитрич, – помрачнел Жуков, – я так старался, а Вы в одну минуту в прах разбили мои соображения, но за то подозреваемых на одного стало меньше.
– Двое остались.
– Купец?
– Да.
– Я тоже так думал.
– Предстоит заняться оставшимися. Оба – офицеры в отставке, подходят ростом, теперь надо выяснить: на какие средства проживают? Где проводят время? С кем общаются? Пора познакомиться с ними поближе.
– А если ошибка и наш преступник приезжает только на день грабежа?
– Верно, но он готовится к каждому разбою и заранее выбирает жертву, так что живет он в наших краях.
– А все таки?
– Наши разбойнички поведали, что сразу без задержек ехали к дачникам и в разное время, словно наш главарь знал: сколько людей в доме и в каких комнатах. На это надо время. Просто так не заявишься, а вдруг гости, вдруг прислуга, да мало ли кто. Я уверен, что разбойничали со знанием о привычках хозяев.
– Тогда у нас – ротмистр и поручик. Кто из них?
– Время покажет.
– Иван Дмитрич, кто из двоих?
– Как кто? Кто из них числится за Московской частью?
– Оба.
– Вот один из них, – ответил Путилин, прикрывая губы ладонью, под которой прятал улыбку.
На звонок колокольца явился Михаил Жуков, верный помощник и достойная в будущем замена.
– Иван Дмитрич, – произнёс он, не дожидаясь слов начальника, – что с нашими подозреваемыми?
Путилин не поднял взгляда от стола, но четко сказал.
– Кого первым доставить? – повторно спросил помощник.
– Никого.
– А…, – начал Жуков.
– Можно конечно их сюда за этот стол, но я думаю, наш преступник ждет такого поворота. Он готов, да и улик против него нет. Каждый раз он появлялся в разном обличье. Остается голос, но он держал себя в руках, никогда не нервничал. Голос же мог изменять, он – не улика, – последнее слово Иван Дмитриевич произнёс, растягивая по слогам.